О знаниях – нужных и якобы ненужных

Роберт Мехакович Газарян – педагог, закрепивший за собой славу одного из лучших репетиторов по математике. Имя его известно не только в Нальчике. Он подготовил многих победителей и призёров регионального этапа Всероссийской олимпиады школьников, был тренером сборной КБР по математике, много лет занимается с детьми в физико-технической школе при МФТИ. Разработал авторскую программу по подготовке к ЕГЭ.

В числе заслуг Роберта Мехаковича и победа в 2008 году на Всероссийском конкурсе учителей физики и математики фонда Д. Зимина «Династия» в номинации «Наставник будущих учёных». Конкурс этот был примечателен тем, что победителя определяли по числу успешных студентов ведущих профильных вузов, назвавших своим учителем именно данного номинанта.

– Роберт Мехакович, вас как одного из ведущих математиков республики пригласили преподавать в лицей для одарённых детей при КБГУ с первых же дней его существования. Как вам там работалось?

– Лицей был уникальным явлением в нашей республике, равных ему не было. Говорю это без преувеличения. В следующем году исполняется 30 лет со дня его основания, и хочется донести до общественности, что эта дата достойна особого внимания.

Созданный указом тогдашнего Президента КБР Валерия Кокова лицей ставил задачу собрать одарённых детей из всей республики на одной площадке и работать с ними в особых условиях с особыми подходами. И мы работали, у нас был мощный коллектив.

В лицее учились достойные ребята. Отбор их осуществлялся по итогам олимпиад, проводимых университетом и курируемых проректором Светланой Конакбиевной Башиевой. Наши выпускники поступали в ведущие вузы страны, они меняли представление столичных профессоров о нашей республике. По рассказам «первопроходцев», поначалу к ним относились пренебрежительно: «А, знаем, Кабардино-Балкария, лицей для одарённых, да, да…» Но впоследствии, когда первый поток доказал, что уровень у нас достойный, лицей уже воспринимали всерьёз, и наших выпускников, бывало, брали даже вне конкурса.

Работали мы с десятыми и одиннадцатыми классами. Но в один поток набрали и начальные классы. Сейчас, оглядываясь назад, с уверенностью могу сказать, что во многом мы опережали время. Тогда (более 20 лет назад!) мы ввели в начальное образование предмет «Информатика» и РТС (Развитие творческих способностей). В общеобразовательных учреждениях только сейчас вводят информатику, да и то, насколько я знаю, не везде. У нас были руки развязаны, университет нам доверял и разрешал разного рода образовательные эксперименты. Ребята из нашего лицея стабильно занимали первые пять строчек на олимпиадах и различных конкурсах. Я до сих пор с гордостью вспоминаю, как мы в те времена создавали мультфильмы – с диалогами, с подложкой звуков, озвучкой персонажей. На уроках литературы ребята писали сценарии к ним. Проводили даже своеобразные фестивали-смотры. Были серьёзные обсуждения – просто так не ругали и не хвалили, критику давали обширную и объективную. Замечательный, просто гениальный преподаватель был у этих детей – Ольга Петровна Локоткова. Она до сих пор занимается по разработанной нами тогда программе РТС. Для этого предмета нами была разработана программа, подготовлено и издано учебное пособие «Треникум» для начальной школы с первого по четвёртый класс, а также методическое пособие для учителей по работе с ним. Этим пособием интересовался и Мурат Алтуев (основатель ITV Group – прим. ), когда пришёл в КБГУ. То есть всё, что мы делали в лицее много лет назад, только сейчас стало внедряться в средних школах.

– Лицей для одарённых детей функционирует сейчас при детской академии творчества «Солнечный город».

– Это всё-таки уже не то. Лицей приобрёл другой статус, поскольку КБГУ и «Солнечный город» относятся к разным ведомствам. Министерство просвещения воспринимает лицей в плане отчётности как рядовую школу. При университете мы были освобождены от всяких отчётов. Единственное требование – давать знания. Но, к сожалению, и там был минус – не было преемственности. Мы выпускали детей с высоким уровнем знаний, с повышенными образовательными потребностями. Затем они попадали в общие университетские группы, и на первом и втором курсах им просто было неинтересно – они всё уже знали, проходили. Некоторые были «локомотивами» этих групп, но большинство просто растворялось. Я считаю, что необходимо возобновить работу лицея именно при КБГУ и выстроить систему правильно. Большинство уважающих себя вузов (МГУ, ВШЭ, Финансовый университет, Саранский госуниверситет, Комсомольский-на Амуре госуниверситет, Донской ГТУ, Тульский ГПУ и другие) имеют при себе лицеи и гимназии, и нам следует эту традицию возродить. Такие лицеи встраиваются в классическую систему «школа – вуз – производство (наука)».

– А такая привязка к вузу не обязывает выпускников поступать именно в этот же вуз?

– Подобное обязательство просто незаконно. Когда закрылся лицей при КБГУ, звучали такие мысли: «Нам невыгодно содержать это учреждение, мы тратим деньги республики на подготовку хороших выпускников для других университетов. Они уезжают, и только малая часть возвращается в республику». Эту проблему можно понять. Но при таком подходе мы не думаем о самих одарённых детях, об их полноценной самореализации. Даже если в республике останется лишь малая часть, эта часть будет заметна. Наши выпускники, которые не уехали, сейчас на хороших должностях и приносят огромную пользу республике. Да и те, которые уехали, не прерывают связей со своей малой родиной и чем могут помогают республике.

Возникал и вопрос рейтинга образовательных учреждений. Другие школы говорили, что мы забираем у них отличников, лучших из лучших, а следовательно, снижаем их общий показатель результативности. Но важно понимать, что с одарёнными детьми нельзя заниматься по стандартным общеобразовательным программам. В общем потоке они просто недополучат нужный объём знаний. Эти дети требуют и учителей другого уровня. К нам в лицей приходили работать педагоги из разных школ, и многие просто не выдерживали, уходили. На среднем уровне с этими детьми не поработаешь, надо быть выше среднего. У них возникают нестандартные вопросы (не обязательно каверзные!), и они их задают напрямую учителю. Если учитель не подготовлен, то он просто сдаётся.

– Одарённые дети нуждаются в особой мотивации?

– В том-то и дело, что их не нужно мотивировать, как большинство школьников. Не надо заставлять учиться, предлагая что-то взамен, у них уже есть внутренняя мотивация к познанию. В лицее у меня были всего две оценки – «5» и «4». Вспоминаю только одного ученика, который старался увильнуть. Как-то закончился урок, он подходит и кладёт на стол реферат. Хорошо, говорю, молодец. Он ждёт: «А оценка?» А за что мне ему оценку ставить? За то, что из интернета что-то скачал, распечатал и принёс? Он пытался раза два так схитрить. Тогда я поставил его в угол и сказал: «Вот угол стены, ты стоишь в углу, а перед тобой – я. У тебя, кроме как учиться, никакого другого пути – ни влево, ни право – нет». Я ругал его больше всех и думал – он меня возненавидит ( смеётся ). Но нет: из всех выпускников он единственный в течение десяти лет поздравлял меня с каждым праздником. Вот такие интересные дети…

– Система образования, в которой вы учились, и система, в которой преподаёте, – в чём принципиальное отличие?

– Раньше учились ради знаний, сейчас – ради получения аттестата, диплома. Раньше репетиторством занимались с двоечниками, подтягивали их, чтобы не оставлять на второй год. Сейчас ими никто не занимается. Репетиторы работают лишь с теми, кто серьёзно готовится поступать куда-то. У нас большой разрыв между уровнем получаемых в школе знаний и уровнем знаний, необходимых для поступления в вуз. Чтобы сократить этот разрыв, родителям приходится тратить деньги на репетиторов. Получается так: то, что государство в лице школы недодаёт, родители покупают.

– Вы не сторонник ЕГЭ. В чём видите основные минусы этой системы?

– Вначале, когда только ввели ЕГЭ, я был категорически против. У вузов отобрали право набирать себе студентов: преподаватели учат не тех, кого сами выбрали, а тех, кого им подобрала система. По этой причине сейчас в той или иной сфере оказывается много случайных людей.

Раньше были и письменные, и устные экзамены. Сейчас устного экзамена нет, и это большая потеря для системы образования. Лишь отдельные вузы сохранили за собой право проводить дополнительные вступительные испытания, и это правильно. Человек должен разговаривать с человеком, чтобы понять, что тот собой представляет. Говорят, что ЕГЭ ввели во избежание коррупции. Но, на мой взгляд, тут коррупция просто сместилась сверху вниз.

Потом система ЕГЭ сделала ещё одну страшную вещь – поделила знания на нужные и якобы ненужные. Всё, что не нужно на экзаменах, отбрасывается, и предметы становятся урезанными. Надо понимать, что в школе ты не получаешь профессию, в школе ты не становишься математиком или биологом. Ученик должен получить базовые знания по всем предметам, кем бы он в будущем ни захотел стать. Но сейчас не только отдельные темы, а даже отдельные предметы, по которым не нужно сдавать экзамен, школьник не изучает. Как можно не учить физику, химию только потому, что не собираешься поступать на химический или физический факультет? Такая установка в корне неправильна. Всё это очень сказывается на общем уровне образованности отдельного человека и общества в целом.

– В такой системе, наверное, больше всего пострадали родные языки (если родной – не русский).

– Насчёт родных языков у меня особое мнение. Родной язык – это не подлежащее и сказуемое. Это язык, на котором ты разговариваешь с малых лет, на котором ты думаешь. И его в идеале учат в семьях, он передаётся от отца и матери, от бабушек и дедушек. Можно учить английский или русский в школе, а по родному языку лишь углублять знания. Сказки, пословицы, песни, театр – вот что необходимо. Необходима языковая среда. Был у нас Театр Мухадина Нагоева, ни один спектакль в котором я не пропускал. Однажды, как раз незадолго до его закрытия, там поставили «Король Лир» на кабардинском языке. Установка постановщиков была такая – в спектакле не должно быть ни одного иноязычного слова. Пришлось идти на многие хитрости. Например, в кабардино-черкесском нет слова «карта». Обыграли так, что вместо карты использовали медвежью шкуру. Это была хорошая постановка, отчасти в плане звучания живого красивого языка. Хочется спросить: сколько кабардинцев сходили на этот спектакль? К сожалению, очень мало.

– Роберт Мехакович, какими были ваши студенческие годы?

– Я оканчивал школу в Баку, а поступил здесь, в КБГУ на математический факультет. У нас были прекрасные преподаватели. Я только сейчас это осознаю – как говорится, «большое видится на расстоянии». Была насыщенная студенческая жизнь, в своё время я даже был капитаном команды КВН нашего факультета. Состоял в Клубе интернациональной дружбы, мы тогда активно переписывались с болгарами и чехами. Был факультет общественных профессий, при нем действовала Школа инструкторов горного туризма, которую я тоже окончил. Так что, помимо всего прочего, я ещё инструктор горного туризма.

– Получается, в Нальчик переехали из-за учёбы. Или была другая причина?

– Не из-за учёбы. Мой дядя, родной брат отца Месроп Газарян, погиб в сентябре 1942 года при взрыве железнодорожного моста через реку Терек в районе станицы Котляревской. За проявленный героизм ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, а спустя 25 лет на месте его гибели поставили памятник. В 1972 году я приехал в Кабардино-Балкарию, чтобы увидеть этот памятник, почтить память дяди. И с того раза каждый год еду туда, обязательно беру с собой друзей, а в последнее время и школьников начал водить. Сейчас возникла проблема. Мост этот – объект стратегической важности/, поэтому его огородили колючей проволокой, стоит вооружённая охрана и никого не пропускает: запретная зона – и всё. Я отправил запрос в МВД, и вопрос вроде решается … Вот такая история вышла: приехал в Нальчик в 1972 году почтить память дяди и остался здесь жить.

– И не пожалели?

– Ни разу не пожалел. Если есть рай на земле, то он здесь.

Беседовала Марьяна Кочесокова